Синьковское поликлиническое отделение

Малородов ММ- заведующий отделением паллиативной помощи. Я считаю, что гражданин МММ грубейшим образом нарушает закон РФ ФЗ-323, статья 22 п 3, который говорит о том, что « случае неблагоприятного прогноза развития заболевания информация должна сообщаться в деликатной форме гражданину или его супругу (супруге), одному из близких родственников». В случае МММ ни о какой деликатности речи не идет вообще. Как нет речи и о помощи, и об "улучшении качества жизни". Я ни разу не слышала, чтобы МММ говорил хотя бы нейтральным тоном, он кричит, причем сплошным текстом, не давая вставить слово. Он общается, позволяя себе ненормативную лексику и только на «ты», с женщинами, которые старше его, родственницами умирающих больных. Чтобы избежать субъективных оценок, дальше я изложу только факты и использую только точные цитаты. Моя родственница - Р. 1943 г.р. поступила в отделение вышеуказанной больницы 30.04.25 и находилась до своей cмepти 08.05.25, в 22-40. Я- её племянница, её дочь – моя двоюродная сестра. Еще за неделю до этого, 24.04.25 она была госпитализирована в больницу в Балашихе для операции. То есть её состояние врачи не посчитали безнадежным или критическим. Не считая основного заболевания, организм был в хорошем состоянии, несмотря на возраст. Но что-то произошло в клинике, возможно быстрое ухудшение ситуации, и её дочь убедили забрать её домой. Дома ей стало плохо и её увезла скорая. На следующий день её перевели в Новосиньково. Она была ослаблена, но находилось в здравом уме и трезвой памяти. Она сама подписала какие-то документы (нам не удалось узнать, какие), о чем сказала дочери. А родственникам сообщила, что она находится «в больнице» без уточнения, что это- паллиативное отделение. Два дня она созванивалась с дочерью по телефону и нормально общалась. Впереди были выходные. Дочь звонила в отделение, потом приезжала, и ей сказали, что ВСЕ вопросы- только «с доктором», который будет в понедельник 05 мая. Дочь еще не понимала, что мать лежит в ПАЛЛИАТИВНОМ отделении, и попыталась обсудить с «врачом» МММ вопросы лечения и нельзя ли забрать её домой. МММ сразу стал на неё кричать. Он кричал, – это дословные цитаты- «Я здесь не лечу, я помогаю уходить» (но паллиативное лечение — это разве не ЛЕЧЕНИЕ?), «бабка помрет у тебя по дороге» (об умирающей матери), «что так рано приперлась?», «тебя затаскают в полицию», «ты заплатишь 170 000 руб. за экспертизу, чтобы доказать, что не придушила бабку сама». Зная дочь, с уверенностью могу утверждать, что спровоцировать такое поведение она могла только растерянностью и беспомощным видом. Потом девушка, представившаяся психологом Вероникой, увела дочь в отдельный кабинет, и уже «в деликатной» форме говорила то же самое- «умрет по дороге», «затаскают в полицию». Р. очень быстро слабела и в один из дней уже не могла звонить и отвечать на звонки. 07.05 вместе с её дочерью в больницу приехала я. Мы были у Р. в палате, она была крайне слаба, но нормально адекватно отвечала на вопросы. В палату зашел МММ и стал кричать. Я сказала, что довожу до его сведения, что «мы серьезно думаем о том, чтобы забрать её домой, потому что в отделении ей очень быстро становится хуже». Он опять что-то кричал, не давая вставит слово. Я сказала, что довожу до его сведения, что буду жаловаться. На это он прокричал мне, что я «здесь никто». «Психолог» Вероника пригласила меня в кабинет и продолжила всё то же: «Умрет по дороге», «затаскают». Когда мы уходили, вслед нам он кричал (прошу прощения, но из песни слова не выкинешь, это прямая речь): «Пустишь таких ***** , а они вместо спасибо…» 08.05 в 22.40 Р. умepла. Её дочери позвонили и сказали, что справку о cмepти можно получить после праздников и выходных в понедельник 12.05 в 8-30, спросили: «Вы же будете писать отказ от вскрытия». Дочь сказала: «Скорее всего да, но точно решу, когда приеду». 12.05 дочь Р. и я с утра к 8-30 приехали за справкой о cмepти и написать отказ. Нам не открыли, и сказали зайти с другой стороны отделения. С другой стороны отделения нам сказали, что нас не пустят через всё отделение и предложили пройти обратно. Мы в третий раз поднялись по лестнице и встретили там МММ. Сказали, что мы за справкой о cмepти. Он ответил, что справку не даст, на вопрос «почему?» прокричал: «в МОЁМ отделении Я решаю, что мне делать», и ушел «на планерку». Сотрудницы сказали нам ждать. На этот раз нам удалось войти в отделение. Мы попытались выяснить, сколько может длиться «планерка». Ответ- по-разному. Ничего более конкретного добиться не удалось. Мы не знали, ждать нам полчаса, час, полдня, до вечера. А у нас уже назначены похороны, от нас только ждут, что с утра мы занесем эту справку. Он появился и закричал: «не стой над душой». Потом соизволил подойти, закричал всё то же «не дам», «в моём отделении я решаю, что делать», «я сейчас отправлю её на вскрытие», «ты сама не знаешь, чего хочешь- лечить, оперировать, забирать домой, вскрывать, не вскрывать». Нам пришлось убеждать и упрашивать его дать нам возможность написать отказ от вскрытия и получить справку о cмepти. Нам велели ждать. Опять никто не сориентировал по времени даже приблизительно, я спрашивала 2 раза. И опять мы ждали, не зная, сколько времени проведем здесь, не имея возможности сообщить в похоронное агентство, насколько мы задерживаемся. С нами ждали родственники еще двух умepших. С ними тоже общались на «ты». Одна из них, тоже женщина в возрасте, принесла в кабинет МММ какой-то пакет, он сказал ей: «Ставь здесь». Мы провели в отделении с 8-30 до примepно 10:30. Считаю, что криком, обращением на «ты», отказом даже приблизительно обозначить время ожидания, в отделении сознательно создается атмосфера психологического подавления людей, которые и без того находятся в крайней степени стресса. Добавлю : в эти страшные несколько дней- от осознания безнадежности ситуации до cмepти, и всех последующих забот, связанных с похоронами, этот «врач» произвел на меня самое сильное и страшное впечатление.